Перевернуть страницу

Всю свою жизнь я занимался медициной — ну, точно больше половины жизни. Это, по правде говоря, никогда не было моим призванием, но получалось неплохо.

Теперь это в прошлом. Сегодня мой последний рабочий день.

Это было интересное путешествие. Да что там, это ведь была моя жизнь, и я бы не хотел по-другому. Большую часть времени мне всё это было в радость, и делать дело я всегда старался хорошо. Кое-кто говорит, что в медицине меня будет не хватать, и некоторым из этих людей я даже верю.

Для меня медицина с самого начала была борьбой. Мои родители — врачи, и выбор профессии был, в общем-то, естественным; впрочем, то, что медицина — не моя страсть, я осознал довольно быстро. К концу обучения в университете я уже понимал, что ни одной из многочисленных специальностей заниматься не хочу, и нашёл выход в психиатрии — непохожей на остальные, интересной. К окончанию ординатуры интерес к психиатрии как таковой остался, но появилось понимание, что хорошим психиатром-практиком мне не стать. Я от природы слишком нетерпелив, а психиатрия — дело небыстрое; со временем, конечно, я научился дожидаться эффекта от назначенного препарата, а не заменять его на новый через несколько дней, но повседневная психиатрическая работа до сих пор наводит на меня смертную скуку.

К счастью, мне предложили пойти преподавать на кафедру, где я проходил ординатуру, и это спасло мою профессиональную жизнь. Разобраться, как что устроено, и передавать эти знания врачам для повседневной работы, смотреть наиболее сложных (и потому интересных) пациентов, определять диагноз и стратегию лечения, а тактику и само лечение отдавать в руки врачей клиники, и немного заниматься наукой — чем не идеальная работа?! Ну ладно, зарплатой; большинство преподавателей дополнительно зарабатывают частным приёмом, я же обычно обращавшихся ко мне пациентов перенаправлял к коллегам, зная, что коллеги помогут сильно лучше, чем я сам.

Зарабатывал я клиническими исследованиями. Среди врачей бытует мнение, что международные многоцентровые исследовательские проекты, спонсируемые Большой Фармой — дело сложное и муторное. Там и правда много чрезмерной бюрократии, множество правил и дополнительных требований; уж на что зарегулирована и забюрократизирована обычная медицина, а клинические исследования всё равно заметно выделяются, и необходимость следовать одновременно законодательствам разных стран добавляет градуса. Меня такие вещи, наоборот, всегда занимали: мне интересно находить способы соблюсти разные законодательства, не отклоняясь от протоколов, и налаживать рабочие процессы и документацию так, чтобы и дотошный аудитор не нашёл, к чему придраться, и на работу время оставалось. Те, кто со мной работал, говорят, что я в этих делах один из лучших.

Я не хвастаюсь, просто пытаюсь объяснить, как вышло, что я больше 20 лет занимался медициной, прекрасно понимая, что хорошим врачом мне не быть.

Понимаете, чтобы достичь в медицине высот, нужно очень переживать за людей (конкретных, не за человечество в целом), а у меня психологические защиты слишком глушат эмпатию. Это помогает в клинических исследованиях, и в науке отчасти, но именно из-за этого я не очень сопереживаю пациенту как раз в тот момент, когда моё участие нужно ему больше всего. Люди все разные, не бывает двух совершенно одинаковых пациентов (что изрядно ограничивает применимость доказательной медицины), а в критических ситуациях приходится действовать исходя из неполной информации, а то и вовсе интуитивно. Медицина же консервативна, и чтобы на такие действия решаться, нужны либо страстное желание помочь пациенту во что бы то ни стало, либо самонадеянная вера в свои знания и умения. У меня нет ни того, ни другого.

Можно, конечно, было бы продолжать в том же духе, но в последние годы в моей жизни многое изменилось. Рождение дочери, чудесное в прямом смысле этого слова излечение от ковида, смерть отца, весь этот окружающий нас сюрреализм — из-за этих и разных других вещей мне больше не комфортно просто жить, как живётся; потянуло принимать осознанные решения, чтобы жить настолько полно, насколько возможно. А в этом году ещё и исполнилось 40, и рефлексия о возрасте сработала как спусковой крючок: «Я уже знаю, кто я и что я, но ещё могу учиться, расти и меняться. Это — лучший возраст, чтобы жить, и лучшее время для перемен — сейчас». На организацию этих перемен ушло некоторое время, но вот, наконец, они происходят.

Я ухожу из медицины с чувством облегчения, и, конечно, вряд ли стану скучать и по университетской бюрократии, и по особенностям организации государственной медицины, но и никакого сожаления по поводу вложенных сил и лет у меня нет. Мне довелось общаться с замечательными людьми, заниматься интересными вещами и сделать много хорошей работы, за которую не стыдно. Я б не хотел прожить другую жизнь.

Но чтобы эти слова продолжали оставаться правдой и дальше, сейчас пора перевернуть страницу.