Кострома mon amour

Побывать в Костроме хотелось очень давно, с тех самых пор, как я впервые услышал альбом — такой искренний и настоящий, что иначе как обетованным мистическим пространством Кострома после сотен прослушиваний этой пластинки уже и не мыслилась. Ехать было даже немного страшновато: а вдруг там всё не так? — но не ехать было нельзя…

В Костроме всё оказалось так.

Я мало где бывал в России, и очень может статься, что каждый второй российский город вызывает подобные же ощущения, но от тех городов, где мне довелось-таки бывать, Кострома здорово отличается. В первую очередь отличается цельностью образа: вкрапления современных зданий не разорвали ткань исторического центра на лоскуты. Из-за этого возникает два контраста: один — между центром и более новой застройкой, второй — между архитектурой центра и XXI веком.

Контрасты эти настолько яркие и отчётливые, что общее ощущение от города оказыватся в высшей степени сюрреалистичным.

Говорят, трижды три — двенадцать;
Я не верю про это, но всё ж
Я с мечтой не хочу расставаться,
Пусть моя экзистенция — ложь;
Там вдали — ипподром Нагасаки,
Где бессмысленно блеет коза.
Всё на свете — загадка и враки,
А над нами бушует гроза.¹

И вот что удивительно: при всей сюрреалистичности и контрастности Кострома постоянно создаёт ощущение какой-то глубоко парадоксальной адекватности происходящего: здесь именно так, потому что нельзя по-другому, потому что если вот здесь сделать иначе — это будет нечестно, неправильно.

Друзья, бывавшие здесь, утверждают: в Костроме нужно непременно выпивать на дебаркадере, а больше там делать нечего вовсе. Категорически не соглашаясь со второй частью этого утверждения (по Костроме непременно надо гулять, позволяя сознанию свободно плыть по этим улицам и переулкам) не могу не подтвердить абсолютную справедливость первой. У реки, особенно на закате, единство места, действия и цели ощущается почти физически.

Мне не нужно победы, не нужно венца,
Мне не нужно губ ведьмы, чтоб дойти до конца;
Мне б весеннюю сладость да жизнь без вранья —
Ох, Самара, сестра моя…

Поразительны в Костроме люди, такого я не встречал больше нигде. Я поначалу этого даже не заметил, больше концентрируя внимание на самом городе, а потом жена обратила моё внимание: на улице очень сложно увидеть человеческое лицо: кругом исключительно хари — дикие, пугающие, не сулящие ничего хорошего никому и ничему.

При этом все люди, с которыми довелось контактировать (персонал гостиницы, ресторанов, кафе и кофеен, продавцы и кассиры в магазинах, даже смотрители общественных туалетов), оказались милейшими и абсолютно нормальными людьми. Уверен, на самом деле люди в Костроме не отличаются от прочих сограждан, но стоит пройтись по улице и взглянуть в лица — вот они, в глазах, все восемь тысяч двести вёрст пустоты.

Один улетел по ветру, другой уплыл по воду,
А третий пьёт горькую, да всё поёт об одном:
Весело лететь ласточке над золотым проводом —
Восемь тысяч вольт под каждым крылом…

Одному дала с чистых глаз, а другому — из шалости,
А сама ждала третьего — да вот уже сколько лет…
Ведь если нужно мужика в дом — так вот он, пожалуйста;
Но ведь я тебя знаю — ты ищешь, чего здесь нет.

Понятно, всё, о чём я пишу — это просто поверхностные впечатления заезжего туриста — что можно глубоко понять о городе за двое-то суток?! Понятно, что там, внутри, город живёт какой-то своей жизнью, своими заботами, своими происшествиями…

И очень здорово, что можно побыть заезжим туристом, ходить по историческому центру, не заглядывая городу «под капот», удивляясь, как это может в XXI веке существовать такое чудесное место, где медленно, спокойно и гармонично всё вокруг. Даже если всё это — просто красивая картинка и обман восприятия, оно того безо всякого сомнения стоит.

По морю плывёт пароход, из трубы берёзовый дым;
На мостике — сам капитан, весь в белом, с медной трубой.
А снизу плывёт морской змей и тащит его за собой,
Но если про это не знать, можно долго быть молодым.

А есть ещё Ипатьевская слобода — поистине, место силы в этом зачарованном городе, где всё то же самое будто в увеличительном стекле, до абсурда и кристалльной ясности.

Там удивительно красиво, в этой Ипатьевской слободе, как и во всей Костроме — особенно у реки, особенно на закате. Красиво этой жутковатой нелубочной красотой, столкнувшись с которой каждый раз невозможно оставаться прежним. Там несложно поверить, что самсара — и есть нирвана.

Пускай проходят века;
По небу едет река,
И всем, кто поднимет глаза,
Из лодочки машет рука;
Пускай на сердце разброд,
Но тем, кто хочет и ждёт,
Достаточно бросить играть —
И сердце с улыбкой споёт…

Впрочем, кого я обманываю — нет у меня слов, чтобы это описать; не передаст этого никакая фотография. Переслушайте пластинку ещё десяток раз, а потом поезжайте в Кострому! Бродите бесцельно по городу, загляните в Ипатьевскую слободу, выпейте на набережной на закате, проснитесь на следующее утро и прислушайтесь к своим ощущениям. Вы непременно почувствуете, что вот-вот неподалёку объявится Сувлехим Такац — да вот же он, уже просыпается где-то внутри каждого из нас…

Так сделай то, что хочется сделать,
Спой то, что хочется спеть.
Спой мне что-нибудь, что больше, чем слава,
И что-нибудь, что больше, чем смерть;
И может быть, тогда откроется дверь,
И звёзды замедлят свой ход,
И мы встанем на пристани вместе,
Взявшись за руки; глядя на парусный флот.