Картинки воскресного вечера

Я вышел пройтись в Латинский Квартал,
Свернул с Camden Lock на Невский с Тверской;
Я вышел — духовный, а вернулся — мирской,
Но мог бы пропасть — ан нет, не пропал.

Аквариум, «Гарсон №2»

Потянуло вечером прогуляться. По городу, даже нет, по району, где вырос, где когда-то гулял с родителями и даже с бабушкой, когда она была жива. Многое изменилось, но вот эти воспоминания о прошлом немного приоткрывают что-то внутреннее, какую-то суть домов и улиц, которую не заметит приезжий или даже просто не бывавший здесь раньше человек…

Два дома на проспекте Мира, рядом с Хлебным озером — они стали ещё старше, ещё дряхлее. В той части проспекта вообще много таких домов: когда-то, ещё при немцах, они были симпатичными и вполне современными, а теперь никому не нужны, и в них доживают свой век древние бабушки, вселившиеся в эти дома ещё в сорок пятом. Город эти дома не ремонтирует — слишком дорого, да и вообще город у нас мало что ремонтирует по своей воле, а состоятельные люди, которые тут и там делают из подобных старых домов очень достойные жилища на две-четыре квартиры, вряд ли захотят, чтобы их окна выходили на одну из городских магистралей с оживлённым движением. Так и стоят эти домики, рассыхаясь и потихоньку осыпаясь, глядя потускневшими окнами в давно не крашенных рамах на такие же зачахающие дворики и разбитую плитку тротуара.

Длинный дом напротив очень типичен для этой части города: там, где на первом этаже расположились магазины, он очень ухожен, в двух же метрах дальше по проспекту — облупившаяся штукатурка, обнажившая над дверью подъезда кирпичную кладку, обшарпанные двери и пивные бутылки в уголке крыльца. А если заглянуть в незанавешенное окно первого этажа, виден фрагмент современной, со вкусом отделанной и обставленной квартиры. Жильцы этого дома, в общем-то, сводят концы с концами, но, бьюсь об заклад, им даже в голову не приходит скинуться на ремонт этой небольшой части фасада. А потому фасад в меру своих скромных способностей украшает лишь вьюн — ещё один символ немецкой устроенности быта и традиций, в это время года представленный лишь пучками голых прутьев, ползущими по фасадам домов (что характерно, даже панельных, уже советской постройки), но от этого не меньше создающий ту атмосферу ухоженных улиц, населённых состоятельными, довольными и умиротворёнными бюргерами.

Это больно. Больно смотреть на эти очаровательные полукруглые балкончики с проржавевшими перилами и осыпавшейся штукатуркой, на треснутые гранитные плиты крыльца, на замызганный лепной карниз под крышей… До чего же безразлично нужно относиться к своему городу, к своему дому. Мне вспоминается диалог, подслушанный на юбилее Серёгиного отца (я зашёл в гости навестить Серёгу и случайно попал к праздничному столу): тёща Сергея с глубоким возмущением и обидой в голосе говорила о ремонте, идущем в Серёгином подъезде, и о том, что их, родителей Натальи, подъезд, не ремонтировали аж с шестидесятых годов, когда дом был построен — а Серёгин вот ремонтируют. Ах это вездесущее третье лицо множественного числа, клеймо непонятого обывателем социализма: ремонтируют, красят, обновляют, убирают, должны сделать… Наш человек, кажется, никогда не поймёт, что в его доме, в его городе, в его стране они ничего делать не обязаны, и чтобы был отремонтирован подъезд, нужно скинуться подъездом и нанять подрядчика, который будет управлять молдаванами. И никакая реформа жилищного хозяйства здесь не поможет.

Чётная сторона улицы Карла Маркса — наглядное тому подтверждение. Здесь очень много маленьких магазинчиков на первых этажах: цветочные, мебельные, кафе, пельменная, ателье — и перед каждым из них ухоженный тротуар с аккуратной плиткой, красивая клумба, кованые перила на крыльце. А у соседнего подъезда — обшарпанная дверь с выломанным кодовым замком, разбитая плитка тротуара и пивные бутылки…

Помню, на первом этаже того дома, где наша семья жила, когда я учился в школе, была парикмахерская — она и сейчас там. В середине девяностых часть женского зала выкупил некий Ибрагим, предприниматель, открывший там круглосуточный продовольственный магазин. Поначалу жильцы были против — мало того, что кавказец, так ещё и круглые сутки водкой торговать будет (в сердцах ещё были живы воспоминания о советских временах, когда на углу был ликёро-водочный магазин — так то на углу, а теперь совсем под боком алкаши будут). Спустя полгода соседству с Ибрагимом все были рады, а Ибрагима уважали и здоровались, а то и останавливались поговорить: он с удовольствием привлекал к мелкой подсобной работе окрестную шпану, гонял пьяных подальше от магазина, а перед магазином отремонтировал тротуар и посадил траву и ёлочки взамен вытоптанных травы и кустов. Под Новый Год околачивающиеся поблизости беспризорники привлекались к наряжанию одной из этих ёлочек, и на улицу приходил праздник. Игрушки с этой ёлки не воровали, и обидеть ёлку никому и в голову не приходило — окрестная шпана стояла за неё горой и могла обидчика покалечить, сам же здоровый, накачанный Ибрагим до слёз обижался, когда кто-нибудь по старой памяти проходил невзначай по свежевысаженной травке… Магазин до сих пор там, но Ибрагим больше им не владеет — хотел бы я знать, где он теперь — нету ёлок, и траву всю вытоптали.

На углу улицы Маркса и Каштановой аллеи я пожалел, что не захватил фотоаппарат: угловая пристройка достойна быть запечатлённой. Представьте себе прямоугольную бетонную коробку без окон на фасаде, у которой часть стены двухметровой ширины и высотой в полную высоту пристройки выложена красным кирпичом «под крепостную стену», как и положено, с зубцами наверху. Эта часть стены украшена деревянной дверью, а соседний участок голого бетона — светящейся надписью «Кёнигдизайн», выполненной красивым готическим шрифтом. Вот уж, воистину, вся суть Калининграда в одной маленькой пристройке…